Белла Ахмадулина - поэт, который улавливал небесные звуки редкой частоты и чистоты. И при этом не напускал туману: не помню, как написалось стихотворение - в стихах почти всегда был конкретный посыл пространства. Было и другое: стихи возникали "в связи с резкими страданиями мозга".Погружаться в биографию Ахмадулиной - истинное приключение. Итальянский предок добрался до России. Зачем? Есть разные варианты ответа. Два ее родственника похоронены в Кремлевской стене, около Мавзолея, сама же она не могла и слышать имени Ленина. Мать жила в Кремле, служила в органах и, вероятно, каким-то чудом спасла от репрессий снятого со всех постов мужа. После войны работала в ООН, в совершенстве знала несколько языков, однако дочери эта страсть не передалась. Зато Белла радовалась смешению в себе "разноцветных кровей", считала это щепоткой специй в своей натуре.В Литинституте за право взять ее в семинар конкурировали преподаватели, но она Литинститут не любила. Так же как не любила, когда ее называли шестидесятницей. До конца жизни неплохо относилась к первому мужу - Евтушенко, чего не скажешь о втором, Нагибине, которому все же была признательна за то, что "создал и обновил мой облик", и в чьем доме пронеслась шаровой молнией. Потом был незаметный третий муж Кулиев и заметный (вплоть до попытки затмить) четвертый - Мессерер.Первую критику в прессе сочла за полезный антипиар, хотя тогда, в пятидесятые, и слова такого не слышала. Критики было много, меж тем, как ни странно, однажды ее пригласили выступить на заседании Идеологической комиссии ЦК КПСС. И это не партийного функционера - ее речь прерывали "бурные продолжительные аплодисменты".Так и не решившись по приглашению Бориса Пастернака прийти к нему на дачу, она через несколько лет стала своей в этом доме.В Тбилиси Ахмадулину всегда сопровождала верная свита "беллагвардейцев". Услышав ее чтение в духане, незнакомые мужчины встали и запели старинную песню "Мравалжамиер". Там же, в Грузии, она запустила туфлей в поэта, поднявшего тост за Сталина… Когда власти республики предложили участок земли на Черном море, искренне удивилась: "Зачем мне часть Грузии, если она вся принадлежит мне?" Не замарала себя никаким владением: презирала корыстолюбцев. А помогала многим, защищала Бродского, Владимова, Войновича, Аксенова, Сахарова…Она бывала счастлива, но одну из самых метких психологических характеристик ей дала пожилая тетя Дюня из северной деревни: "Ой, Беля, ты сильней убиваешься, чем живешь". Но есть и иная правда - в ее письме другу Владимиру Россельсу: "Не принимайте за мою беду мой искусственный преднамеренный поиск беды, идущий не дальше профессиональной выгоды".Ну и важный ключ к книге: объяснять стихи - это, как говорила Марина Цветаева, мнить у своего слова силу большую, чем у поэта.
Bella Akhmadulina - poet, kotoryy ulavlival nebesnye zvuki redkoy chastoty i chistoty. I pri etom ne napuskal tumanu: ne pomnyu, kak napisalos stikhotvorenie - v stikhakh pochti vsegda byl konkretnyy posyl prostranstva. Bylo i drugoe: stikhi voznikali "v svyazi s rezkimi stradaniyami mozga".Pogruzhatsya v biografiyu Akhmadulinoy - istinnoe priklyuchenie. Italyanskiy predok dobralsya do Rossii. Zachem? Est raznye varianty otveta. Dva ee rodstvennika pokhoroneny v Kremlevskoy stene, okolo Mavzoleya, sama zhe ona ne mogla i slyshat imeni Lenina. Mat zhila v Kremle, sluzhila v organakh i, veroyatno, kakim-to chudom spasla ot repressiy snyatogo so vsekh postov muzha. Posle voyny rabotala v OON, v sovershenstve znala neskolko yazykov, odnako docheri eta strast ne peredalas. Zato Bella radovalas smesheniyu v sebe "raznotsvetnykh krovey", schitala eto shchepotkoy spetsiy v svoey nature.V Litinstitute za pravo vzyat ee v seminar konkurirovali prepodavateli, no ona Litinstitut ne lyubila. Tak zhe kak ne lyubila, kogda ee nazyvali shestidesyatnitsey. Do kontsa zhizni neplokho otnosilas k pervomu muzhu - Evtushenko, chego ne skazhesh o vtorom, Nagibine, kotoromu vse zhe byla priznatelna za to, chto "sozdal i obnovil moy oblik", i v chem dome proneslas sharovoy molniey. Potom byl nezametnyy tretiy muzh Kuliev i zametnyy (vplot do popytki zatmit) chetvertyy - Messerer.Pervuyu kritiku v presse sochla za poleznyy antipiar, khotya togda, v pyatidesyatye, i slova takogo ne slyshala. Kritiki bylo mnogo, mezh tem, kak ni stranno, odnazhdy ee priglasili vystupit na zasedanii Ideologicheskoy komissii TSK KPSS. I eto ne partiynogo funktsionera - ee rech preryvali "burnye prodolzhitelnye aplodismenty".Tak i ne reshivshis po priglasheniyu Borisa Pasternaka priyti k nemu na dachu, ona cherez neskolko let stala svoey v etom dome.V Tbilisi Akhmadulinu vsegda soprovozhdala vernaya svita "bellagvardeytsev". Uslyshav ee chtenie v dukhane, neznakomye muzhchiny vstali i zapeli starinnuyu pesnyu "Mravalzhamier". Tam zhe, v Gruzii, ona zapustila tufley v poeta, podnyavshego tost za Stalina Kogda vlasti respubliki predlozhili uchastok zemli na CHernom more, iskrenne udivilas: "Zachem mne chast Gruzii, esli ona vsya prinadlezhit mne?" Ne zamarala sebya nikakim vladeniem: prezirala korystolyubtsev. A pomogala mnogim, zashchishchala Brodskogo, Vladimova, Voynovicha, Aksenova, SakharovaOna byvala schastliva, no odnu iz samykh metkikh psikhologicheskikh kharakteristik ey dala pozhilaya tetya Dyunya iz severnoy derevni: "Oy, Belya, ty silney ubivaeshsya, chem zhivesh". No est i inaya pravda - v ee pisme drugu Vladimiru Rosselsu: "Ne prinimayte za moyu bedu moy iskusstvennyy prednamerennyy poisk bedy, idushchiy ne dalshe professionalnoy vygody".Nu i vazhnyy klyuch k knige: obyasnyat stikhi - eto, kak govorila Marina TSvetaeva, mnit u svoego slova silu bolshuyu, chem u poeta.
