?"О, ты прекрасная, возлюбленная моя, ты прекрасна!" - этими словами из библейской "Песни Песней" Вольф Мессинг начал свое первое письмо к обожаемой невесте. Аида Мессинг-Рапопорт стала для великого экстрасенса не просто супругой и ассистенткой, но "ангелом-хранителем", главной советчицей и исповедницей, единственным близким человеком, с которым Мессинг делился всем. Только наедине с женой Мессинг мог быть самим собой - не "магом", "пророком" и "сверхчеловеком", каким видела его публика, но любящим мужем, нежным, трогательно-заботливым, готовым носить свою обожаемую жену на руках. Только в письмах к любимой он был абсолютно откровенен, шла ли речь о его сверхъестественных способностях и магии его мозга или об их личной жизни. Разумеется, далеко не обо всем можно было писать прямо, поэтому Мессинг прибегал к намекам и аллегориям.В этих страстных исповедальных письмах перед нами предстает совсем иной Мессинг - не только величайший экстрасенс, способный загипнотизировать кого угодно и не склонявший головы даже перед Сталиным и Берией, но еще и очень ранимый и совестливый человек, который всю жизнь нес неподъемное бремя своего феноменального Дара и мог разделить его только со своей обожаемой женой.
?"O, ty prekrasnaya, vozlyublennaya moya, ty prekrasna!" - etimi slovami iz bibleyskoy "Pesni Pesney" Volf Messing nachal svoe pervoe pismo k obozhaemoy neveste. Aida Messing-Rapoport stala dlya velikogo ekstrasensa ne prosto suprugoy i assistentkoy, no "angelom-khranitelem", glavnoy sovetchitsey i ispovednitsey, edinstvennym blizkim chelovekom, s kotorym Messing delilsya vsem. Tolko naedine s zhenoy Messing mog byt samim soboy - ne "magom", "prorokom" i "sverkhchelovekom", kakim videla ego publika, no lyubyashchim muzhem, nezhnym, trogatelno-zabotlivym, gotovym nosit svoyu obozhaemuyu zhenu na rukakh. Tolko v pismakh k lyubimoy on byl absolyutno otkrovenen, shla li rech o ego sverkhestestvennykh sposobnostyakh i magii ego mozga ili ob ikh lichnoy zhizni. Razumeetsya, daleko ne obo vsem mozhno bylo pisat pryamo, poetomu Messing pribegal k namekam i allegoriyam.V etikh strastnykh ispovedalnykh pismakh pered nami predstaet sovsem inoy Messing - ne tolko velichayshiy ekstrasens, sposobnyy zagipnotizirovat kogo ugodno i ne sklonyavshiy golovy dazhe pered Stalinym i Beriey, no eshche i ochen ranimyy i sovestlivyy chelovek, kotoryy vsyu zhizn nes nepodemnoe bremya svoego fenomenalnogo Dara i mog razdelit ego tolko so svoey obozhaemoy zhenoy.
Expected