«Памфлетный мемуарный роман», «автобиографическая повесть», «беллетризованные мемуары», «дневник памяти», «роман-загадка» – таков далеко не полный ряд характеристик книги Валентина Катаева «Алмазный мой венец» (1978), жанр которой затруднялся определить и сам автор. С первых же ее страниц читатель оказывается на территории «странной республики гениев, пророков, подлинных поэтов и посредственных стихотворцев, ремесленников и неудачников», в колоритной атмосфере литературной жизни Москвы, Одессы и Харькова 1920-х гг., рядом с Маяковским, Булгаковым, Есениным, Багрицким, Олешей, Зощенко, Ильфом и Петровым и другими писателями той поры, которые выведены под условными прозвищами-масками и состоят с автором в сложных отношениях дружбы-вражды («ибо между поэтами дружба – это не что иное, как вражда, вывернутая наизнанку»). Этот пристрастный, подчеркнуто и даже вызывающе необъективный взгляд писателя на собственную молодость, на исполненное резких контрастов время, на людей, вращавшихся в «магнитном поле революции», по выходе книги в свет породил вереницу разноречивых отзывов; сохраняет он немалый интерес и сегодня – как проявление «свободного полета фантазии, основанного на истинных происшествиях».
Pamfletnyy memuarnyy roman, avtobiograficheskaya povest, belletrizovannye memuary, dnevnik pamyati, roman-zagadka takov daleko ne polnyy ryad kharakteristik knigi Valentina Kataeva Almaznyy moy venets (1978), zhanr kotoroy zatrudnyalsya opredelit i sam avtor. S pervykh zhe ee stranits chitatel okazyvaetsya na territorii strannoy respubliki geniev, prorokov, podlinnykh poetov i posredstvennykh stikhotvortsev, remeslennikov i neudachnikov, v koloritnoy atmosfere literaturnoy zhizni Moskvy, Odessy i KHarkova 1920-kh gg., ryadom s Mayakovskim, Bulgakovym, Eseninym, Bagritskim, Oleshey, Zoshchenko, Ilfom i Petrovym i drugimi pisatelyami toy pory, kotorye vyvedeny pod uslovnymi prozvishchami-maskami i sostoyat s avtorom v slozhnykh otnosheniyakh druzhby-vrazhdy (ibo mezhdu poetami druzhba eto ne chto inoe, kak vrazhda, vyvernutaya naiznanku). Etot pristrastnyy, podcherknuto i dazhe vyzyvayushche neobektivnyy vzglyad pisatelya na sobstvennuyu molodost, na ispolnennoe rezkikh kontrastov vremya, na lyudey, vrashchavshikhsya v magnitnom pole revolyutsii, po vykhode knigi v svet porodil verenitsu raznorechivykh otzyvov; sokhranyaet on nemalyy interes i segodnya kak proyavlenie svobodnogo poleta fantazii, osnovannogo na istinnykh proisshestviyakh.
