— Батюшка, вы мне грехи сейчас можете отпустить? — спрашивает мой случайный собеседник, неуверенно улыбаясь. Что ж, вопрос задан... Как часто эту фразу слышит священник, и не только в церкви, даже зачастую и не в церкви1, а в гуще народа, в повседневном круговороте мирской жизни, где-нибудь на предприятии или в военной части, в ЖЭКе или в магазине, просто на улице или в транспорте. И вопрос этот можно услышать от кого угодно — от генерала или бомжа, от работника госаппарата или валютчика. Вот ведь как живо сознание греха в душе человека! Десятки лет вытравливали — и не вытравили. И спрашивают чаще всего именно об исповеди. Редко-редко когда спросят: «Как причаститься?» или «Как молиться?», а «Как исповедаться?» — чуть ли не каждый день услышишь. И пусть не всегда произносится это с настоящей болью — иногда и полушутя вроде бы, но вот спросить именно об этом что-то толкает.
Batyushka, vy mne grekhi seychas mozhete otpustit? sprashivaet moy sluchaynyy sobesednik, neuverenno ulybayas. CHto zh, vopros zadan... Kak chasto etu frazu slyshit svyashchennik, i ne tolko v tserkvi, dazhe zachastuyu i ne v tserkvi1, a v gushche naroda, v povsednevnom krugovorote mirskoy zhizni, gde-nibud na predpriyatii ili v voennoy chasti, v ZHEKe ili v magazine, prosto na ulitse ili v transporte. I vopros etot mozhno uslyshat ot kogo ugodno ot generala ili bomzha, ot rabotnika gosapparata ili valyutchika. Vot ved kak zhivo soznanie grekha v dushe cheloveka! Desyatki let vytravlivali i ne vytravili. I sprashivayut chashche vsego imenno ob ispovedi. Redko-redko kogda sprosyat: Kak prichastitsya? ili Kak molitsya?, a Kak ispovedatsya? chut li ne kazhdyy den uslyshish. I pust ne vsegda proiznositsya eto s nastoyashchey bolyu inogda i polushutya vrode by, no vot sprosit imenno ob etom chto-to tolkaet.
Expected