Ленинград, 1930 год. Уже на полную силу работает машина террора, уже заключенные инженеры спроектировали Большой дом, куда совсем скоро переедет питерское ОГПУ-НКВД. Уже вовсю идут чистки – в Смольном и в Публичке, на Путиловском заводе и в Эрмитаже. Но рядом с большим государственным злом по-прежнему существуют маленькие преступления: советские граждане не перестают воровать, ревновать и убивать даже в тени строящегося Большого дома. Связать рациональное с иррациональным, перевести липкий ужас на язык старого доброго милицейского протокола – по силам ли такая задача самому обычному следователю угрозыска?
Leningrad, 1930 god. Uzhe na polnuyu silu rabotaet mashina terrora, uzhe zaklyuchennye inzhenery sproektirovali Bolshoy dom, kuda sovsem skoro pereedet piterskoe OGPU-NKVD. Uzhe vovsyu idut chistki v Smolnom i v Publichke, na Putilovskom zavode i v Ermitazhe. No ryadom s bolshim gosudarstvennym zlom po-prezhnemu sushchestvuyut malenkie prestupleniya: sovetskie grazhdane ne perestayut vorovat, revnovat i ubivat dazhe v teni stroyashchegosya Bolshogo doma. Svyazat ratsionalnoe s irratsionalnym, perevesti lipkiy uzhas na yazyk starogo dobrogo militseyskogo protokola po silam li takaya zadacha samomu obychnomu sledovatelyu ugrozyska?
Leningrad, 1930. Already at full power working machine of terror, already concluded engineers have designed a Big house where he will soon move to St. Petersburg OGPU-NKVD. Already are cleaning in Smolny and in the Publichka, at the Putilov factory and in the Hermitage.But along with a great public evil, there are still small crimes: Soviet citizens did not cease to steal, be jealous and kill even in the shadow of the Big house under construction. To associate the rational with the irrational, to translate the tacky horror to the language of the good old police reports – such task to the average investigator of the criminal investigation?
