Эколог Джонатан Дрори идет по стопам Филеаса Фогга и рассказывает о восьмидесяти величественных деревьях нашей планеты.Ботаника помогает ему осветить роль деревьев во всех аспектах человеческой жизни. Деревья дарят нам убежище и вдохновение, не говоря уже о сырье для всевозможных вещей, включая аспирин и кленовый сироп.Читатель погуляет под липами берлинского бульвара Унтер-ден-Линден, которые дурманят влюбленных немцев и проголодавшихся пчел, по роскошным улицам Лондона девятнадцатого века, которые мостили австралийским эвкалиптом, а также по лесам секвойи в Калифорнии, где можно узнать секрет головокружительной высоты этих деревьев, присмотревшись к свойствам мельчайших капелек воды.Все эти невероятные, но правдивые рассказы — с монахами, превратившими себя в мумии, лазающими по деревьям козами и слегка радиоактивными орехами — проиллюстрировала Люсиль Клер. Ее рисунки делают путешествие не только познавательным, но и прекрасным.В книге...Эколог Джонатан Дрори идет по стопам Филеаса Фогга и рассказывает о восьмидесяти величественных деревьях нашей планеты.Ботаника помогает ему осветить роль деревьев во всех аспектах человеческой жизни. Деревья дарят нам убежище и вдохновение, не говоря уже о сырье для всевозможных вещей, включая аспирин и кленовый сироп.Читатель погуляет под липами берлинского бульвара Унтер-ден-Линден, которые дурманят влюбленных немцев и проголодавшихся пчел, по роскошным улицам Лондона девятнадцатого века, которые мостили австралийским эвкалиптом, а также по лесам секвойи в Калифорнии, где можно узнать секрет головокружительной высоты этих деревьев, присмотревшись к свойствам мельчайших капелек воды.Все эти невероятные, но правдивые рассказы — с монахами, превратившими себя в мумии, лазающими по деревьям козами и слегка радиоактивными орехами — проиллюстрировала Люсиль Клер. Ее рисунки делают путешествие не только познавательным, но и прекрасным.В книге сочетаются история, наука и множество причудливых подробностей, так что сюрпризы ждут каждого. Она отлично подойдет поклонникам «Тайной жизни деревьев» Петера Вольлебена и, безусловно, пробудит у каждого желание отправиться в кругосветное путешествие или просто заглянуть в местный ботанический сад. Идеальный путеводитель для любителей живой природы.Книга вошла в списки книг года (2018) по версии Evening Standard и The Times.От автораДеревья на нашей планете удивительно разнообразны — сегодня известно минимум шестьдесят тысяч отдельных видов. Они не могут убежать от животных, которые готовы ими поживиться, поэтому производят неприятные, отпугивающие вещества, а также выделяют камедь, смолу и латекс, чтобы утопить, отравить, обездвижить насекомых и других агрессоров и не впустить внутрь грибы и бактерии. Эти защитные механизмы подарили нам жевательную резинку, ластики и даже предмет роскоши, которым в мире торгуют дольше всего: ладан. Некоторые деревья, например ольха, научились жить во влажных местах, их древесина устойчива к гниению. На них в буквальном смысле стоит Венеция. Однако деревья эволюционировали не для того, чтобы удовлетворять потребности человека. Они миллионы лет адаптировались к средовым нишам, чтобы выжить и дать начало следующему поколению. Самые приспособленные давали более обильное потомство и шире распространялись.Я больше всего люблю те истории, в которых какой-то аспект жизни дерева неожиданно влияет на человека. Связь между мопане и одним из видов бабочек обогащает рацион миллионов жителей южной Африки. Гибридизация кипариса Лейланда стала редким ботаническим событием, последствия которого очень много говорят о британцах и их отношении к частной жизни. Для этой книги я отобрал восемьдесят самых интересных и ярких рассказов, но они иллюстрируют лишь малую долю из множества связей между деревьями и людьми.Я по-прежнему участвую в качестве оператора в экспедициях по сбору растений и семян. В этой книге я, как Филеас Фогг из романа Жюля Верна, отправлюсь из родного Лондона на восток: описания следуют в этом направлении и сгруппированы по географическому принципу. Уходя корнями в землю, деревья прочно связаны с местом произрастания, и между ландшафтом, людьми и деревьями всегда складываются особенные отношения. Британцам липы и буки просто знакомы, а для немецкой души они имеют почти мифологическое значение. В жаркой, сухой южной Африке баобабы прилагают необыкновенные усилия, чтобы добыть и сохранить воду, а под изнуряющим ближневосточным солнцем можно получить особое удовольствие, утолив жажду сочным плодом граната. Даурская лиственница в своей богатой видами бореальной среде обитания выработала необычные приспособления к холоду, а во влажной жаре дождевых лесов возникли сложные отношения, например, между малайским дурианом и летучими мышами. Многие австралийские деревья, в том числе из рода Eucalyptus, выделяют смолы и эфирные масла, чтобы защититься от травоядных животных, а на Гавайях, где не было местных пасущихся млекопитающих, у деревьев не возникало особой нужды развивать шипы и вырабатывать неприятные химикаты. В Канаде из-за климата клены осенью устраивают феерию красок, а в Европе они выглядят тусклыми и желто-коричневыми.Неизмеримую ценность деревьев можно рассматривать не только с точки зрения их разнообразия и изменчивости. Одно из моих первых воспоминаний — о внушительном ливанском кедре, который рос у нашего дома. Однажды зимним утром мы нашли его мертвым: ствол и ветви были беспорядочно раскиданы, их уже пилили. В дерево ударила молния. Тогда я впервые увидел, как отец плачет. Я думал об огромном, могучем, прекрасном дереве — оно прожило сотни лет и казалось мне неуязвимым. Я был неправ. Еще я думал об отце: я верил тогда, что всё в его власти, что он всем незаметно управляет. Я ошибался и здесь. Помню, мама тогда сказала, что в том кедре был целый мир. Меня ее слова очень озадачили.Мама была права. В том дереве был целый мир, как и в любом другом. Они заслуживают уважения, и многие из них нуждаются в нашей защите.Для кого эта книгаДля всех любителей природы
Ekolog Dzhonatan Drori idet po stopam Fileasa Fogga i rasskazyvaet o vosmidesyati velichestvennykh derevyakh nashey planety.Botanika pomogaet emu osvetit rol derevev vo vsekh aspektakh chelovecheskoy zhizni. Derevya daryat nam ubezhishche i vdokhnovenie, ne govorya uzhe o syre dlya vsevozmozhnykh veshchey, vklyuchaya aspirin i klenovyy sirop.CHitatel pogulyaet pod lipami berlinskogo bulvara Unter-den-Linden, kotorye durmanyat vlyublennykh nemtsev i progolodavshikhsya pchel, po roskoshnym ulitsam Londona devyatnadtsatogo veka, kotorye mostili avstraliyskim evkaliptom, a takzhe po lesam sekvoyi v Kalifornii, gde mozhno uznat sekret golovokruzhitelnoy vysoty etikh derevev, prismotrevshis k svoystvam melchayshikh kapelek vody.Vse eti neveroyatnye, no pravdivye rasskazy s monakhami, prevrativshimi sebya v mumii, lazayushchimi po derevyam kozami i slegka radioaktivnymi orekhami proillyustrirovala Lyusil Kler. Ee risunki delayut puteshestvie ne tolko poznavatelnym, no i prekrasnym.V knige...Ekolog Dzhonatan Drori idet po stopam Fileasa Fogga i rasskazyvaet o vosmidesyati velichestvennykh derevyakh nashey planety.Botanika pomogaet emu osvetit rol derevev vo vsekh aspektakh chelovecheskoy zhizni. Derevya daryat nam ubezhishche i vdokhnovenie, ne govorya uzhe o syre dlya vsevozmozhnykh veshchey, vklyuchaya aspirin i klenovyy sirop.CHitatel pogulyaet pod lipami berlinskogo bulvara Unter-den-Linden, kotorye durmanyat vlyublennykh nemtsev i progolodavshikhsya pchel, po roskoshnym ulitsam Londona devyatnadtsatogo veka, kotorye mostili avstraliyskim evkaliptom, a takzhe po lesam sekvoyi v Kalifornii, gde mozhno uznat sekret golovokruzhitelnoy vysoty etikh derevev, prismotrevshis k svoystvam melchayshikh kapelek vody.Vse eti neveroyatnye, no pravdivye rasskazy s monakhami, prevrativshimi sebya v mumii, lazayushchimi po derevyam kozami i slegka radioaktivnymi orekhami proillyustrirovala Lyusil Kler. Ee risunki delayut puteshestvie ne tolko poznavatelnym, no i prekrasnym.V knige sochetayutsya istoriya, nauka i mnozhestvo prichudlivykh podrobnostey, tak chto syurprizy zhdut kazhdogo. Ona otlichno podoydet poklonnikam Taynoy zhizni derevev Petera Vollebena i, bezuslovno, probudit u kazhdogo zhelanie otpravitsya v krugosvetnoe puteshestvie ili prosto zaglyanut v mestnyy botanicheskiy sad. Idealnyy putevoditel dlya lyubiteley zhivoy prirody.Kniga voshla v spiski knig goda (2018) po versii Evening Standard i The Times.Ot avtoraDerevya na nashey planete udivitelno raznoobrazny segodnya izvestno minimum shestdesyat tysyach otdelnykh vidov. Oni ne mogut ubezhat ot zhivotnykh, kotorye gotovy imi pozhivitsya, poetomu proizvodyat nepriyatnye, otpugivayushchie veshchestva, a takzhe vydelyayut kamed, smolu i lateks, chtoby utopit, otravit, obezdvizhit nasekomykh i drugikh agressorov i ne vpustit vnutr griby i bakterii. Eti zashchitnye mekhanizmy podarili nam zhevatelnuyu rezinku, lastiki i dazhe predmet roskoshi, kotorym v mire torguyut dolshe vsego: ladan. Nekotorye derevya, naprimer olkha, nauchilis zhit vo vlazhnykh mestakh, ikh drevesina ustoychiva k gnieniyu. Na nikh v bukvalnom smysle stoit Venetsiya. Odnako derevya evolyutsionirovali ne dlya togo, chtoby udovletvoryat potrebnosti cheloveka. Oni milliony let adaptirovalis k sredovym nisham, chtoby vyzhit i dat nachalo sleduyushchemu pokoleniyu. Samye prisposoblennye davali bolee obilnoe potomstvo i shire rasprostranyalis.YA bolshe vsego lyublyu te istorii, v kotorykh kakoy-to aspekt zhizni dereva neozhidanno vliyaet na cheloveka. Svyaz mezhdu mopane i odnim iz vidov babochek obogashchaet ratsion millionov zhiteley yuzhnoy Afriki. Gibridizatsiya kiparisa Leylanda stala redkim botanicheskim sobytiem, posledstviya kotorogo ochen mnogo govoryat o britantsakh i ikh otnoshenii k chastnoy zhizni. Dlya etoy knigi ya otobral vosemdesyat samykh interesnykh i yarkikh rasskazov, no oni illyustriruyut lish maluyu dolyu iz mnozhestva svyazey mezhdu derevyami i lyudmi.YA po-prezhnemu uchastvuyu v kachestve operatora v ekspeditsiyakh po sboru rasteniy i semyan. V etoy knige ya, kak Fileas Fogg iz romana ZHyulya Verna, otpravlyus iz rodnogo Londona na vostok: opisaniya sleduyut v etom napravlenii i sgruppirovany po geograficheskomu printsipu. Ukhodya kornyami v zemlyu, derevya prochno svyazany s mestom proizrastaniya, i mezhdu landshaftom, lyudmi i derevyami vsegda skladyvayutsya osobennye otnosheniya. Britantsam lipy i buki prosto znakomy, a dlya nemetskoy dushi oni imeyut pochti mifologicheskoe znachenie. V zharkoy, sukhoy yuzhnoy Afrike baobaby prilagayut neobyknovennye usiliya, chtoby dobyt i sokhranit vodu, a pod iznuryayushchim blizhnevostochnym solntsem mozhno poluchit osoboe udovolstvie, utoliv zhazhdu sochnym plodom granata. Daurskaya listvennitsa v svoey bogatoy vidami borealnoy srede obitaniya vyrabotala neobychnye prisposobleniya k kholodu, a vo vlazhnoy zhare dozhdevykh lesov voznikli slozhnye otnosheniya, naprimer, mezhdu malayskim durianom i letuchimi myshami. Mnogie avstraliyskie derevya, v tom chisle iz roda Eucalyptus, vydelyayut smoly i efirnye masla, chtoby zashchititsya ot travoyadnykh zhivotnykh, a na Gavayyakh, gde ne bylo mestnykh pasushchikhsya mlekopitayushchikh, u derevev ne voznikalo osoboy nuzhdy razvivat shipy i vyrabatyvat nepriyatnye khimikaty. V Kanade iz-za klimata kleny osenyu ustraivayut feeriyu krasok, a v Evrope oni vyglyadyat tusklymi i zhelto-korichnevymi.Neizmerimuyu tsennost derevev mozhno rassmatrivat ne tolko s tochki zreniya ikh raznoobraziya i izmenchivosti. Odno iz moikh pervykh vospominaniy o vnushitelnom livanskom kedre, kotoryy ros u nashego doma. Odnazhdy zimnim utrom my nashli ego mertvym: stvol i vetvi byli besporyadochno raskidany, ikh uzhe pilili. V derevo udarila molniya. Togda ya vpervye uvidel, kak otets plachet. YA dumal ob ogromnom, moguchem, prekrasnom dereve ono prozhilo sotni let i kazalos mne neuyazvimym. YA byl neprav. Eshche ya dumal ob ottse: ya veril togda, chto vsye v ego vlasti, chto on vsem nezametno upravlyaet. YA oshibalsya i zdes. Pomnyu, mama togda skazala, chto v tom kedre byl tselyy mir. Menya ee slova ochen ozadachili.Mama byla prava. V tom dereve byl tselyy mir, kak i v lyubom drugom. Oni zasluzhivayut uvazheniya, i mnogie iz nikh nuzhdayutsya v nashey zashchite.Dlya kogo eta knigaDlya vsekh lyubiteley prirody