Без Вячеслава Иванова невозможно представить себе эпоху Серебряного века, одним из лучших поэтов которого он был. Помимо этого, Вяч. Иванов был и филологом — классиком мирового масштаба, его исследования по истории античной мифологии и религии носят характер фундаментальных трудов. Как религиозный мыслитель Вячеслав Иванов считал себя учеником и последователем Владимира Соловьева с его философией всеединства и вселенским христианством. Последнюю четверть века своей жизни поэт прожил в Италии, где занимался научной и преподавательской деятельностью. Во время немецкой оккупации Рима под грохот бомб и снарядов он писал стихи, составившие цикл «Римский дневник» и ставшие одной из величайших вершин русской поэзии. Вопреки распространенным представлениям Вячеслав Иванов предстает в книге не как поэт исключительно «для филологов», а как тот, в чьих стихах, по словам Мандельштама, звучит «могучий гул» наплывающего и ждущего своей очереди колокола народной речи.
Bez Vyacheslava Ivanova nevozmozhno predstavit sebe epokhu Serebryanogo veka, odnim iz luchshikh poetov kotorogo on byl. Pomimo etogo, Vyach. Ivanov byl i filologom klassikom mirovogo masshtaba, ego issledovaniya po istorii antichnoy mifologii i religii nosyat kharakter fundamentalnykh trudov. Kak religioznyy myslitel Vyacheslav Ivanov schital sebya uchenikom i posledovatelem Vladimira Soloveva s ego filosofiey vseedinstva i vselenskim khristianstvom. Poslednyuyu chetvert veka svoey zhizni poet prozhil v Italii, gde zanimalsya nauchnoy i prepodavatelskoy deyatelnostyu. Vo vremya nemetskoy okkupatsii Rima pod grokhot bomb i snaryadov on pisal stikhi, sostavivshie tsikl Rimskiy dnevnik i stavshie odnoy iz velichayshikh vershin russkoy poezii. Vopreki rasprostranennym predstavleniyam Vyacheslav Ivanov predstaet v knige ne kak poet isklyuchitelno dlya filologov, a kak tot, v chikh stikhakh, po slovam Mandelshtama, zvuchit moguchiy gul naplyvayushchego i zhdushchego svoey ocheredi kolokola narodnoy rechi.
