«Война — это мир!» — грохочут они, пристыжая любовь и взращивая ненависть. «Свобода — это рабство!» — трещат они, следя за каждым с экранов. «Незнание — сила!» — трубят они, днями напролет перекраивая историю.
«Долой Старшего Брата», — пишет Уинстон, не имея смелости произнести слова вслух. Он загнан в тесные рамки Системы и начинает ощущать ее давление. Пламя его недовольства разгорается. Уинстон постепенно расправляет плечи и пытается выбраться за рамки. Он встречает любовь среди вездесущей ненависти и скрывается от неутомимых глаз в своем маленьком убежище — осколке уцелевшего прошлого, которое он, возможно, единственный еще помнит.
Но никому не спрятаться от взора Старшего Брата. И за неповиновение он наказывает жизнью, что гораздо страшней смерти.
Voyna eto mir! grokhochut oni, pristyzhaya lyubov i vzrashchivaya nenavist. Svoboda eto rabstvo! treshchat oni, sledya za kazhdym s ekranov. Neznanie sila! trubyat oni, dnyami naprolet perekraivaya istoriyu. Doloy Starshego Brata, pishet Uinston, ne imeya smelosti proiznesti slova vslukh. On zagnan v tesnye ramki Sistemy i nachinaet oshchushchat ee davlenie. Plamya ego nedovolstva razgoraetsya. Uinston postepenno raspravlyaet plechi i pytaetsya vybratsya za ramki. On vstrechaet lyubov sredi vezdesushchey nenavisti i skryvaetsya ot neutomimykh glaz v svoem malenkom ubezhishche oskolke utselevshego proshlogo, kotoroe on, vozmozhno, edinstvennyy eshche pomnit. No nikomu ne spryatatsya ot vzora Starshego Brata. I za nepovinovenie on nakazyvaet zhiznyu, chto gorazdo strashney smerti.
