Влас Михайлович Дорошевич (1864 – 1922) современник Чехова, почти его ровесник. Сделал себе громкое имя как фельетонист в одесских газетах, а потом издатель Сытин, организовав газету «Русское слово», пригласил Дорошевича к себе.Зарисовки Дорошевича о каторге сравнивают не только с чеховскими, что вполне предсказуемо, но и с «Колымскими рассказами» Варлама Шаламова, разумеется, с той разницей, что автор изучал каторгу хоть и близко, но все-таки извне. Цель у Дорошевича была совершенно конкретной – увидеть каторгу «такою, какова она есть», а не такой, какую чиновникам «будет угодно показать» ему. Увидеть и написать об этом.«Сахалин» – это книга нравов. Дорошевич дает социологический срез каторги, описывает ее быт, типы каторжан и островного начальства, типологию преступлений и преступников, наказуемого и карающего, а также их сходство и легкость перехода из одной категории в другую.Самое очевидное и самое горькое, что ты понимаешь, читая эту книгу, это то, что она не устарела и спустя столетие. И сейчас выжить в условиях нашей пенитенциарной системы невероятно сложно. А выжить, не потеряв человечный облик, – еще сложнее.
Vlas Mikhaylovich Doroshevich (1864 1922) sovremennik CHekhova, pochti ego rovesnik. Sdelal sebe gromkoe imya kak feletonist v odesskikh gazetakh, a potom izdatel Sytin, organizovav gazetu Russkoe slovo, priglasil Doroshevicha k sebe.Zarisovki Doroshevicha o katorge sravnivayut ne tolko s chekhovskimi, chto vpolne predskazuemo, no i s Kolymskimi rasskazami Varlama SHalamova, razumeetsya, s toy raznitsey, chto avtor izuchal katorgu khot i blizko, no vse-taki izvne. TSel u Doroshevicha byla sovershenno konkretnoy uvidet katorgu takoyu, kakova ona est, a ne takoy, kakuyu chinovnikam budet ugodno pokazat emu. Uvidet i napisat ob etom.Sakhalin eto kniga nravov. Doroshevich daet sotsiologicheskiy srez katorgi, opisyvaet ee byt, tipy katorzhan i ostrovnogo nachalstva, tipologiyu prestupleniy i prestupnikov, nakazuemogo i karayushchego, a takzhe ikh skhodstvo i legkost perekhoda iz odnoy kategorii v druguyu.Samoe ochevidnoe i samoe gorkoe, chto ty ponimaesh, chitaya etu knigu, eto to, chto ona ne ustarela i spustya stoletie. I seychas vyzhit v usloviyakh nashey penitentsiarnoy sistemy neveroyatno slozhno. A vyzhit, ne poteryav chelovechnyy oblik, eshche slozhnee.
