История, по мнению автора, не дана нам как целое, но может быть представлена в частностях — как серия фрагментов ускользающего текста о знаниях и эмоциях, идеях и событиях, болезнях и снах, памяти и воображении. Выбор таких фрагментов теоретически безграничен, но, будучи сделанным, ведет к социальной прагматике — осознанию условностей исторического опыта, "переменных величин" внешнего принуждения и внутренней свободы. В настоящей книге история русской культуры слагается из исследований по теории историографии, филологической антропологии, истории литературно-публицистических дискуссий, социолингвистики, историософии климата и истории медицины.
Istoriya, po mneniyu avtora, ne dana nam kak tseloe, no mozhet byt predstavlena v chastnostyakh kak seriya fragmentov uskolzayushchego teksta o znaniyakh i emotsiyakh, ideyakh i sobytiyakh, boleznyakh i snakh, pamyati i voobrazhenii. Vybor takikh fragmentov teoreticheski bezgranichen, no, buduchi sdelannym, vedet k sotsialnoy pragmatike osoznaniyu uslovnostey istoricheskogo opyta, "peremennykh velichin" vneshnego prinuzhdeniya i vnutrenney svobody. V nastoyashchey knige istoriya russkoy kultury slagaetsya iz issledovaniy po teorii istoriografii, filologicheskoy antropologii, istorii literaturno-publitsisticheskikh diskussiy, sotsiolingvistiki, istoriosofii klimata i istorii meditsiny.
History, according to the author, is not given to us as a whole, but can be presented in particular — as a series of fragments of fleeting text about knowledge and emotions, ideas, and events, illnesses and dreams, memory and imagination. The choice of these fragments is theoretically infinite, but, being done, leads to social pragmatics — awareness of conventions of historical experience, "variables" external compulsion and inner freedom. In this book the history of Russian culture consists of research on the theory of historiography, Philology, anthropology, history, literary and journalistic discussions, sociolinguistics, philosophy of history, climate and history of medicine.
