В начале 1990-х годов Илья Кочергин решился на своеобразный биографический эксперимент: оставил учебу в Институте Стран Азии и Африки, уехал из Москвы и отправился путешествовать по Сибири. Несмотря на то, что Кочергин все же вернулся в Москву, эта авантюра оставила в судьбе писателя важный след: впечатление от жизни среди мистических алтайских гор стали частью его художественного мира. Опыт пребывания за пределами городской цивилизации снабдил Кочергина материалом, повлиял на его личные внутренние установки, художественный метод и выбор проблематики. В текстах, вошедших в книгу «Присвоение пространства», Илья Кочергин рассказывает о возвращении на Алтай и о строительстве собственного дома в Рязанской области. Позиция, с которой автор описывает пейзажи южной Сибири и средней полосы, уникальна: среди них он одновременно свой, «вжившийся» или «вживающийся» в эти пейзажи, и чужой, принадлежащий к большому городу. Такой ракурс позволяет увидеть в этих местах и историях их обитателей что-то особенно важное и пронзительное. Стилистически текст балансирует между публицистической ясностью и поэтичностью: так внутри книги создается динамика, которая помогает органично соединить автобиографический нарратив с актуальным размышлением о границах, которые современная цивилизация установила между человеком и природой.
V nachale 1990-kh godov Ilya Kochergin reshilsya na svoeobraznyy biograficheskiy eksperiment: ostavil uchebu v Institute Stran Azii i Afriki, uekhal iz Moskvy i otpravilsya puteshestvovat po Sibiri. Nesmotrya na to, chto Kochergin vse zhe vernulsya v Moskvu, eta avantyura ostavila v sudbe pisatelya vazhnyy sled: vpechatlenie ot zhizni sredi misticheskikh altayskikh gor stali chastyu ego khudozhestvennogo mira. Opyt prebyvaniya za predelami gorodskoy tsivilizatsii snabdil Kochergina materialom, povliyal na ego lichnye vnutrennie ustanovki, khudozhestvennyy metod i vybor problematiki. V tekstakh, voshedshikh v knigu Prisvoenie prostranstva, Ilya Kochergin rasskazyvaet o vozvrashchenii na Altay i o stroitelstve sobstvennogo doma v Ryazanskoy oblasti. Pozitsiya, s kotoroy avtor opisyvaet peyzazhi yuzhnoy Sibiri i sredney polosy, unikalna: sredi nikh on odnovremenno svoy, vzhivshiysya ili vzhivayushchiysya v eti peyzazhi, i chuzhoy, prinadlezhashchiy k bolshomu gorodu. Takoy rakurs pozvolyaet uvidet v etikh mestakh i istoriyakh ikh obitateley chto-to osobenno vazhnoe i pronzitelnoe. Stilisticheski tekst balansiruet mezhdu publitsisticheskoy yasnostyu i poetichnostyu: tak vnutri knigi sozdaetsya dinamika, kotoraya pomogaet organichno soedinit avtobiograficheskiy narrativ s aktualnym razmyshleniem o granitsakh, kotorye sovremennaya tsivilizatsiya ustanovila mezhdu chelovekom i prirodoy.
