"Шутовской хоровод" (1923) – роман, в котором Олдос Хаксли вновь обращается к теме "потерянного поколения", но делает это уже не как поэт, его воспевающий, а как сатирик, обличающий его душевную импотенцию и творческое бессилие, его эгоистическую зацикленность на себе и элементарную неприспособленность к повседневной жизни. Художники, разучившиеся творить, философы, разучившиеся мыслить, женщины, утратившие смысл жизни, и мужчины, живущие в погоне за адреналином, – Хаксли хорошо знает своих персонажей, и это знание делает его особенно беспощадным."Эти опавшие листья" (1925) – произведение, стилистически продолжающее цикл книг этого выдающегося писателя о "потерянном поколении" британских интеллектуалов. История богатой вдовы-меценатки, пытающейся возродить на итальянской вилле традицию легендарных артистических салонов эпохи Возрождения, чьи посетители очевидно не способны претендовать на новых Боккаччо и новых да Винчи. И Хаксли не был бы самим собой, если бы этот легкомысленный, в общем, сюжет не превратился под его пером в блистательное произведение искусства – произведение умное и тонкое, в котором язвительная сатира сочетается с глубокой философией.
"SHutovskoy khorovod" (1923) roman, v kotorom Oldos KHaksli vnov obrashchaetsya k teme "poteryannogo pokoleniya", no delaet eto uzhe ne kak poet, ego vospevayushchiy, a kak satirik, oblichayushchiy ego dushevnuyu impotentsiyu i tvorcheskoe bessilie, ego egoisticheskuyu zatsiklennost na sebe i elementarnuyu neprisposoblennost k povsednevnoy zhizni. KHudozhniki, razuchivshiesya tvorit, filosofy, razuchivshiesya myslit, zhenshchiny, utrativshie smysl zhizni, i muzhchiny, zhivushchie v pogone za adrenalinom, KHaksli khorosho znaet svoikh personazhey, i eto znanie delaet ego osobenno besposhchadnym."Eti opavshie listya" (1925) proizvedenie, stilisticheski prodolzhayushchee tsikl knig etogo vydayushchegosya pisatelya o "poteryannom pokolenii" britanskikh intellektualov. Istoriya bogatoy vdovy-metsenatki, pytayushcheysya vozrodit na italyanskoy ville traditsiyu legendarnykh artisticheskikh salonov epokhi Vozrozhdeniya, chi posetiteli ochevidno ne sposobny pretendovat na novykh Bokkachcho i novykh da Vinchi. I KHaksli ne byl by samim soboy, esli by etot legkomyslennyy, v obshchem, syuzhet ne prevratilsya pod ego perom v blistatelnoe proizvedenie iskusstva proizvedenie umnoe i tonkoe, v kotorom yazvitelnaya satira sochetaetsya s glubokoy filosofiey.
